ЭНИ «В. Г. Белинский»
Том I. Полное собрание сочинений в 13 томах

Яндекс.Метрика Яндекс цитирования
Bookmark and Share

50. Корсунские врата, находящиеся в новгородском Софийском соборе. Описаны и объяснены Федором Аделунгом, действительным статским советником, кавалером, членом многих академий и ученых обществ. С немецкого перевел Петр Артемов, Общества истории и древностей российских, при императорском Московском университете учрежденного, соревнователь. С девятью гравированными рисунками, Москва. В университетской типографии. 1834. 8—225. (4).

Царствование царя Федора Алексеевича и история первого стрелецкого бунта. Санкт-Петербург, печатано в типографии X. Гинце. 1834. Две части: I— VII,122; II—VI,162. (8). (С изображением Кремля в 1679 году).

Русская вивлиофика, или Собрание материалов для отечественной истории, географии, статистики и древней русской литературы, издаваемое Николаем Полевым, членом-корреспондентом императорской Санкт-Петербургской Академии Наук, действительным членом разных ученых обществ и кавалером. Том первый. Москва. В типографии Августа Семена, при императорской Медико-хирургической академии. 1833. 414.2

Вот три книги, которые служат ясным доказательством, что у нас занимаются не одними вздорами и пустяками, но иногда и делом. Утешительная истина! Но, вместе с тем, вот три те же самые книги, которые служат ясным доказательством, как мало умеют у нас дорожить делом и отдавать справедливость дельному. Горькая истина! Скажите, спрашиваю вас: кто из переводчиков, авторов и издателей подобных книг мог надеяться на барыши, на славу или, по крайней мере, хоть на признательность? Не имеет ли перед ними, во всех сих отношениях, преимущества всякий пошлый романист или плохой стихотворец? Эти жалкие пачкуны всегда имеют свой круг читателей и почитателей, всегда достигают своей цели – денег или гаерской известности на литературных рынках; между тем как бедные труженики полезного и дельного тратят свои собственные деньги, убивают время и в награду слышат брань

196


холодные насмешки. Из чего тут хлопотать?.. Вот, например, как отозвались наши журналы о первой и последней из поименованных мною книг? Первую из них уничтожили или хотели уничтожить за то, что она велика и скучна. Важная и достаточная причина! Но ведь занимательность ученого сочинения зависит не от самого него, а от степени участия, принимаемого в нем читателем. Меня не заинтересует книга, подобная «Корсунским вратам», но из этого еще не следует, чтобы она была скучна: из этого видно только то, что подобные предметы не занимают моего ума. Другое дело скучное произведение искусства, назначенное для удовольствия читателя, как пример иные фантастические, путешествия, в которых все предметы представляются вверх ногами, как в глазах у пьяного,1— такого рода книги ужасны, нестерпимы, если они скучны и притом толсты; в таком случае они вполне оправдывают мысль Бакона или, если угодно, Бекона, что большая книга — большое зло... Вторую из упомянутых книг разбранили за неважность и незначительность содержащихся в ней материалов, забыв старинное правило, что от книги не должно требовать больше того, что обещает ее заглавие.2

Начинай с начала — мудрое правило, великая истина! Здания строятся из приготовленных материалов; труду зодчего предшествует труд кирпичника, каменщика. Над этими бедными каменщиками много издевались у нас остроумцы, которые сами ничего не произвели, кроме нескольких мыльных пузырей беззубого остроумия, которые теперь разлетелись, лопнули и забыты вместе с именами своих творцов. Непрочно то здание, хотя бы оно было и храм, которое построено из дурного материала: неудивительно, что в нем как раз оснуют свое местопребывание филины и совы. История в последнее время оказала в Европе удивительные успехи; но в числе многих причин эти успехи много зависели от разработки материалов, от очистки фактов. Всякому свое: один разбирает грамматический смысл ветхих хартий, другой читает в них судьбу народов и ход человечества, и между обоими ими находится тесная связь, один без другого не может существовать. Очень естественно, что многих может привести в трепет одно заглавие «Корсунских врат», написанное ломоносовским слогом и с полным гражданским и литературным титулом автора и переводчика, а тем более содержание и объем самого сочинения; но что ж делать? Карамзин, помнится, сказал, что для успехов науки необходимы педанты — это правда. Человек, слишком увлеченный каким-нибудь отдельным и особенно не слишком важным предметом, не может не впасть в некоторого рода маленький педантизм — умейте же уважать в нем самый этот педантизм, ибо его источник есть любовь к предмету, в котором автор умел открыть

197


новую сторону. Какая вам нужда, если автор немножко излишне говорлив, подробен: ваш долг — извлечь сущность и овладеть результатами его сочинения.

Впрочем, книга «Корсунские врата» не так обширна: 225 страниц крупного цицеро, из коих одна половина посвящена объяснению (весьма любопытному и занимательному) изображений, находящихся на вратах, а другая самому трактату — это еще очень милостиво. К книге приложено девять огромных рисунков, книга издана по-ученому, in quarto*— вот что разве может испугать иного боязливого читателя; но ведь она писана не для боязливых читателей. В «Библиотеке для чтения» сказано, что она переведена языком, ужасающим слух и зрение: видно, что строгий рецензент прочел одно предисловие, которое, как на беду, в самом деле переведено слишком ученым образом, тогда как самое сочинение передано ясно, просто и свободно, без насилия родному языку и не в ущерб здравому смыслу.1

Скажут: зачем г. переводчик выбрал такую книгу, есть-де много предметов, ближайших к нам и нужнейших для нас? Мне кажется, затем, что ему так хотелось; пусть всякий делает, что ему угодно, лишь только делает. Труд без любви есть каторжная работа—а переводчик, верно, был живо заинтересован этою книгою, если взялся перевести ее.

Вторая из сих книг принадлежит покойному Берху, трудолюбивому составителю этого рода книг, который очень трудно определить: ни материалы для истории, ни разыскания, ни история, а что-то похожее и на то, и другое, и третье. У Берха не должно искать ни взглядов, ни теории, ни обзоров политического состояния государства в описываемую им эпоху: у него всё простой рассказ, без всякой мысли, которая бы одушевляла и проникала собою целое сочинение, без всякого колорита, который бы отличал одно повествование от другого, без всякого философического или политического взгляда, который бы объяснял события. Разумеется, что без этих качеств книги такого рода теряют всё свое достоинство и бывают скучны, вялы, сухи и трудны для памяти; но пусть всякий делает, что может, а мы за всё— спасибо! Пересказать кое-как, в хронологическом порядке, события какого-нибудь царствования, приложить к этому несколько исторических документов, еще нигде не напечатанных, сделать несколько замечаний на какие-нибудь подробности — вот работа гг. Берха, Вейдемейера и других, которых у нас все-таки немного. Такие книги хороши для справок и могут облегчать труд настоящего историка, следовательно, полезны и, следовательно, заслуживают внимание и благодарность своим составителям. При малочисленности


* в четвертую долю листа (латин.).Ред.

198


наших деятелей на поприще истории, всякий посильный труд, могущий доставить хотя малейшую пользу, есть дело почтенное. Такова и последняя книга покойного Берха.

Несравненно важнее обеих предшествующих, по ближайшему своему отношению к нашим потребностям, книга г. Полевого. Давайте нам больше фактов, фактов для историка, для драматика, для романиста, для нравоописателя! Каждая черта, самая малейшая, времен былых — драгоценна. Тут не может быть ничего неважного, лишнего, бесполезного. Если мы с благоговением смотрим на медную монету времен царей и храним ее, как святыню, то что же должно сказать о всякой строке, которая или обогащает важным историческим фактом, освещая темную сторону какого-нибудь события, или свидетельствует нам об образе жизни, о понятиях, об обычаях наших предков? Мне кажутся чрезвычайно странными упреки, сделанные в некоторых наших журналах г. Полевому за неважность материалов, помещенных им в первой части его «Вивлиофики»; я не могу добиться, чего требуют эти господа! Издатель давно уже объявил, что он будет помещать без разбора и без систематического и хронологического порядка всё, что только касается старины. А кто имеет право требовать от делателя на каком бы то ни было поприще больше того, что он обещал или предположил себе. Притом же, кроме исторической важности, разве не любопытны подробности, например, об албазинских героях, «не помышлявших ни о славе, ни о потомстве, в их собственных, просто писанных сношениях между собою», письма Суворова и пр.? Нет, не так хладнокровны к подобным предметам иностранцы: у них всё важно, и потому всё описано по тысяче раз, начиная, например, с собора «Notre Dame de Paris»* до последнего зубчика всякой старой башни, с Марсова поля до последнего клочка земли, на котором ступала нога Карлов и Людовиков. Каждая ничтожная записка исторического лица имеет право у них печататься и перепечатываться. Какая причина этого внимания, доходящего до мелочности, ко всему, что носит на себе печать старины? Любовь к своему, к родному. Дай бог, чтобы и у нас пробудилась эта любовь на деле, а не на словах! Дай бог, чтобы предприятия, подобные предприятию г. Полевого, нашли себе соревнователей и ценителей!1


* «Собор Парижской богоматери» (франц.).— Ред.

199