ПОВЕСА, ИЛИ КАК ВЕДУТ СЕБЯ ДО ЖЕНИТЬБЫ. Оригинальный русский роман. С.-П.бург. 1839. В тип. отд. корпуса внутр.
стражи. Три части. В 12-ю д. л. В I-й —
132, во II-й—
156, в III-й— 171 стр.
Ничего нет
хуже и отвратительнее, как приторная фразерская идеальность; самая грязная
положительность лучше ее. Вот почему романы Поль де Кока для многих сноснее
водяных и надутых мечтаний Ламартина. Но мы говорим
о пустой и ложной идеальности, которая несносна, как и все пустое и ложное; истинная же идеальность есть такой элемент в духе человека,
который один делает его глубоким и без которого он никогда не проникнет в
святая святых храма жизни. Так точно изуверство и суеверие, а тем больше ханжество
суть темные стороны человека, через которые он является или зверем-фанатиком,
или фарисеем с постною рожею да скоромными помыслами; но религиозность
тем не менее остается таким элементом духа, без которого человек не имеет
права на высокое титло человека. Кто смотрит на все глазами чувства и
энтузиазма, кто из какой-нибудь толстой коровницы готов сделать себе Дульцинею,
кто во всем простом,
490
повседневном видит прозу жизни, которою оскорбляется,
как святотатством,— тот только смешон и жалок; но кто на все смотрит глазами
одного рассудка, все понимает просто, ни в чем не
признавая своей таинственной, святой стороны, для кого изящное есть только
средство позабавиться, женщина — средство для удовлетворения грубой
чувственности, жизнь — ряд смешных картин и цепь скандалезных анекдотов, — тот
гадок и отвратителен.
Недостатком, или, лучше сказать, совершенным
отсутствием идеального элемента отличаются романы Поль де Кока, полные грязных
картин; но этот недостаток заменяется у него неистощимою добротою его сердца,
вследствие которой он умеет верно изображать не одни
смешные пошлости и отвратительные подвиги развратных повес, но и тоску девушки,
оставленной обольстившим ее негодяем,— ее женскую любовь и преданность, ее
готовность за одно ласковое слово, за одну улыбку простить свою погибель;
грязные же картины у него опять имеют свое значение, как зеркало французской
жизни, да и на французском языке они у него больше забавны и смешны, нежели
грязны, какими особенно делаются в русских переводах. Когда же он берется изображать
любовь, как чувство глубокое, то необходимо, по отсутствию идеального элемента
в душе своей, впадает в резонерство и нравственные сентенции. Поль де Кок с жадностию переводится на русский язык и наконец
начинает приобретать себе подражателей. Роман, заглавие которого выписано в
начале этой статейки, написан до того в духе парижского сказочника, что его
можно почесть романом Поль де Кока, но переведенным и переделанным на русские
нравы. Подражатели всегда ниже своих образцов; к тому же автор «Повесы»,
кажется, еще более чужд всякого идеального элемента, чем сам Поль де Кок, у
которого он занял только самую темную сторону его романов и еще более утемнил ее своею субъективностию.
Герой романа — развратный мальчишка без всякого нравственного чувства, глупец
от природы и пошляк от воспитания; с ним на каждом
шагу делаются такие случаи, о которых мы не намерены распространяться, потому
что не хотим пятнать своего журнала уличною грязью; потом он влюбляется идеально в девочку, уезжает на Кавказ,
забывает ее, через три года снова видит ее уже девушкою, и девушкою
воспитанною и образованною; не узнав ее, снова идеально влюбляется в нее и потом
женится. Разумеется, эта идеальность ему так же к лицу, как модный фрак к извозчику, и
отзывается самым пошлым резонерством... Жаль! В авторе нельзя отрицать
некоторый талант завязывать и распутывать происшествия; притом у него довольно
верно изображен идеальный язык мелких молодых чиновников, начитавшихся серобумажных русских романов, издаваемых Логиновым.
Советуем ему подумать посерьезнее об идеальной стороне жизни и увериться, что
как бы ни была верно срисована уличная грязь, она
всегда останется грязью...
491