ШАПКА
ЮРОДИВОГО, ИЛИ ТРИЛИСТВЕННИК. Исторический роман из времен Елисаветы
и Екатерины. Соч. Зотова. Москва. В
тип. Августа Семена, при императорской Медико-хирургической академии. 1839. Три
части, в 12-ю д. л. В 1-й части 266, во 2-й 298, в 3-й 256 стр.
Что это за миленькие три
книжечки, так красиво и изящно изданные? Кто это является перед публикою так
опрятно и щегольски разодетый?.. Ба! да никак уже это почтеннейший г. Зотов —
тот самый, который, в числе десяти литераторов, недавно явился перед публикою в
таком изящном виде?..1 Странная метаморфоза! А это точно он... Вот
его неподражаемый слог, его пламенное красноречие, его глубокомысленные
рассуждения, его смелые и резкие очерки характеров и происшествий... «Шапка
юродивого, или Трилиственник» — какое заманчивое,
полное таинственности заглавие!.. И однако ж с горестию
в душе и сокрушенным сердцем должно сказать, что это название, обещающее тьму
чудес, очень досадно обманывает так искусно возбужденное любопытство читателей.
«Трилиственник», например, совсем не какая-нибудь
волшебная трава, вроде «Иванова цвета»: из этого трилиственника
даже нельзя сделать порядочной настойки читателям и почитателям неподражаемого
таланта знаменитого г. Зотова. Видите ли: жили трое приятелей, связанных такою
неразрывною дружбою, что их прозвали «трилиственником»,
а у приятелей было по сыну,
которые опять жили так дружно, что и их прозвали «трилиственником».
Теперь сами судите, можно ли что сделать из этого «трилиственника».
Теперь, что такое «шапка юродивого»?.. О, это вещь, которую могло изобрести
только пламенное и фантастическое воображение г. Зотова! Видите ли, в чем
дело: одного из приятелей звали Александром Петровичем, а сына его Гришею. Отец назначал
его в духовное звание, но Гриша
вымолил, или, лучше сказать, выцеловал у отца
позволение пойти в военную службу. Между Смоленском и Петербургом шатался один
юродивый, которого звали Гришею и считали вдохновенным и который предрек, что
Гриша будет фельдмаршалом, а для большей уверенности в действительности
предсказания надел на него свою шапку—и вот вам «шапка юродивого». Сам отец
Гриши, подгулявши раз с приятелями, увидел во сне сына своего фельдмаршалом.
Этот Гриша — Григорий Александрович Потемкин, «великолепный князь Тавриды»...2
Г-н Зотов изобразил Потемкина такою могучею и широкою кистию,
что, вероятно, тень великого вострепетала от радости, а тени других великих от
горести, что не им достался завидный удел попасть под чудотворный резец
почтеннейшего г. Зотова. Впрочем, из широкого очерка автора «Шапки» мы узнаем о
Потемкине только то, что он боялся отца как огня, беспрестанно целовал у него
руки и, стоя перед ним навытяжку, на обещание отца высечь его, приговаривал:
«Воля ваша», потом пил и кутил и в офицерском обществе отпускал остроты и
шуточки, какие только могли прийти в го
492
лову г. Зотову. Да и герой романа совсем не Потемкин,
хотя «шапка юродивого» и принадлежит ему по всем правам, а какой-то Егорушка Л—ской очень образованный, весьма чувствительный и отлично
великодушный капитан армии и друг детства Потемкина. Этот Егорушка, имея
слишком чувствительное сердце, несколько раз влюблялся в россианок, а один раз влюбился насмерть в
немку-графиню, с которой, по преодолению многих препятствий, и сочетался
«законным браком». Сперва Егорушка сделался известным, в семилетнюю войну,
Румянцеву, потом Фридриху Великому, далее Петру III и Екатерине Великой.
Разговоры и тонкое, политическое обращение с лицами романа обличают в г. Зотове человека, знающего
высший тон, и глубоко понявшего, что такое «галантерейное обращение» 3.
Особенно мастер г. Зотов изображать высокую платоническую любовь. Когда
капитан Егорушка Л—ской стоял с своею ротою в замке
графа Каленгейм и расположился «обожать» дочь его,
графиню Анну, то имел с нею преудивительные объяснения. Так, например, однажды
он завел с нею речь о русской парной бане, и как она изъявила особенное
любопытство касательно этого, действительно очень интересного предмета, то он,
с свойственною ему ловкостию, и имел честь объяснить
ей, как парятся русские мужики и бабы, «хлеща себя березовыми прутьями с листьями».
Теперь, благодаря г. Зотова, мы знаем, что с «обожаемою девою», чтоб
решительно пленить ее сердце, и особенно воображение, должно говорить о бане, и
советуем каждому, при первом случае, испытать действительность этого нового
средства к побеждению своей «жестокой барышни и милой
воровки своего покоя». Графиня ему сказала: «Вы сегодня в прекрасном расположении
духа», а он ей ответил: «Я в первый раз имею счастие
быть так близко подле вас — не мудрено одушевиться». Она ему заметила, что от
него всегда зависит это счастие, а он ей только намекнул
об Икаре, который погиб оттого, что полетел к солнцу, и заключил все это
следующим монологом: «Как часто бывает для нас небо на земле! Но это только для
избранных счастливцев, а для других... целый ад поселяется в сердце. Не лучше
ли же бежать от последнего, когда знаешь и чувствуешь, что не можешь достигнуть до первого». Один раз, похваляясь русскою
силою, пехотный капитан Егорушка Л—ской вызвался
одною рукою поднять графиню Анну и подставил ладонь... «Анна смешалась и
покраснела, а Л—ской понял ее мысль,— замечает
автор,— и со всею капитанскою деликатностию сказал ей
так: „Можете быть уверены, графиня, что это дело одной минуты — и со всевозможным
приличием”». Отец Анны, старый граф, был очень любопытен увидеть такое
интересное представление — и Анна согласилась участвовать в нем. Вдруг старый граф
захворал, а графиня Анна бросилась на шею капитану Егорушке Л—скому, сказав ему: «Спасите его, и я ваша!» —
Галантерейное, черт возьми, обращение!.. Раз входит он в комнату больного графа,
493
который крепко спал, и видит графиню Анну, которая тоже крепко спала.
«Бурно взволновалась в юноше кровь; пыл страсти захватил дыхание; но чувство чести одержало верх,— и он с поспешностию
вышел»4. Вот что значит истинно «платоническая» страсть...
Мы все сказали о новом романе г. Зотова: читатели
теперь могут иметь о нем самое удовлетворительное понятие, даже и не читавши
его; это тем выгоднее для них, что г. Зотов имеет удивительную способность
писать слишком плодовито и широко: прочтя одну часть его романа, вы думаете,
что прочли целых пять романов. Особенно плодовиты его отступления, в которых он
философствует; но их непременно надо прочесть вам самим, потому что ничего
подобного в нашей литературе нет и не было. В этих философских отступлениях и медитациях г. Зотов является опасным
соперником Гегелю, и если германский философ возьмет над ним верх строгостию метода и дисциплиною системы, зато г. Зотов
непременно победит его глубиною идей и орлиною смелостью взгляда...
На обороте романа напечатано: «Цена за три части двенадцать рублей», а
что стоит одна часть или две части, к сожалению, не сказано.
494